Сто братьев [litres] - Дональд Антрим

Мы выстроились друг напротив друга. Защитники противника были уже пьяны в стельку. Подошел пес, мой вечный спутник, и – когда Монго наклонился, чтобы сделать мне пас назад синей подушкой с кисточками, – принюхался у него между ног. Я отдернул Стрелка с дороги, сунул руки туда, где только что находилась морда собаки, – между ног Монго было тепло, – и сказал:

– Пас.

Трудно передать, что случилось потом. Монго сунул подушку мне в руки, я сделал вид, что передаю ее Ангусу. Он побежал и тут же пропал в «Романах восемнадцатого века», а Топпер рванул куда-то по ковру. Ник упал, Грегори смял Боба, и, когда Боб свалился, как мешок, раздался громкий хруст, словно от сломанного позвоночника. Я заметил, что Лестер стоит у боковой линии с куском льда в одной руке и виски – в другой, так что зигзагом бросился к нему, воскликнув:

– Лестер, лодыжка прошла сама собой! Представляешь? Лед уже не нужен! Но все равно спасибо.

Я бежал на месте, пока меня прикрывал Монго, а Лестер подал виски. Я выхватил его, вернул пустой стакан и с новыми силами вернулся в игру. Тут же понял, что одновременно происходит слишком много всего. Ник поднялся и пробежал между шкафов, где влез в драку с несколькими близнецами. Топпер успешно преодолел ковер и теперь метался взад-вперед, взад-вперед, перескакивая через Вирджила, через Барри, стараясь выйти на открытое поле. Фрэнк и Джо столкнулись лбами, Фрэнк свалился навзничь. Стрелок обнюхивал Боба. Топпер с пугающим грохотом врезался в журнальный столик. Люстры мигали, было почти ничего не видно. Я стоял под протечкой и поднял на нее глаза, и внезапно – стоило мне приготовиться для паса Топперу, который залез на сломанный столик и возбужденно размахивал руками, – внезапно там появился отец, прямо среди люстр, невероятно огромный и сырой на рассыпающемся потолке, попыхивающий сигаретой и глядящий прямо на меня.

Отец раскрыл рот. С потолка полилась черная вода, и он приказал:

– Беги.

Я сунул подушку под мышку, отступил влево, чтобы меня не сбил Клей, безо всякого повода развернулся направо и побежал по ковру. Далеко-далеко виднелись африканские маски – я, видимо, хотел сорвать какую-нибудь со стены, чтобы надеть как шлем. Со всех сторон на меня бросались.

– Убей человека с мячом! – прокричал кто-то, и я понял, что обречен.

Я слышал – и чувствовал – дрожь гниющего паркета под десятками топочущих, бегущих, грохочущих ног. Улепетывая от братьев, я думал, что было бы неплохо, если бы рано или поздно мы собрались не для того, чтобы стараться убить друг друга, а чтобы найти прах отца: позаботиться об урне, чтобы он перестал являться незваным по ночам, а люди больше не страдали от травм.

По древнему ковру ко мне топотали ботинки. Ветер задувал снег в наши раскрытые окна. Я проскочил между двумя креслами, потом свернул с курса, чтобы увернуться от тройняшки. Стрелок не отставал, заложив крутой вираж, – ковер затрещал под его когтями. Теперь мы удалялись от африканских масок. Глаз заплыл, я плохо видел.

– Веди, Стрелок! – крикнул я доберману, и пес действительно ринулся вперед и перескочил через низкий столик, который вырос как из-под земли. Я прыгнул со всех сил, перелетел и приземлился на ледяной пол, не разбив ни единой пепельницы, вазы или пустого стакана. Это вселило в меня надежду и веру, что я еще не совсем старик. Долго ощущение молодости не продержалось, потому что я вообще не разрешаю себе наслаждаться жизнью. Пес проскользил по слякотному снегу, который намело под окнами. Я бросил взгляд на улицу и с облегчением отметил, что видимость из-за плохой погоды ухудшилась и костры на лугу стали не более чем далекими огнями, красиво сияющими, почти погаснув на фоне ночи.

Как говорится, с глаз долой – из сердца вон.

А я тем временем уже задыхался. Я сжимал подушку. Преследователи дышали в затылок. Доберман скорбно взглянул на меня.

– Все будет хорошо, Стрелок, – прошептал я ему.

– Убейте Дага! Убейте Короля кукурузы! Вырежьте ему сердце! – крикнул кто-то. Я оглянулся и увидел, как Клей перескакивает через журнальный столик. За Клеем бежал Грегори. За Грегори – Артур, Рекс, Пирс, Кевин, Вон и – в конце, но уже недалеко и быстро догоняя меня семимильными шагами – возвышающийся надо всеми Закари. С севера приближались еще человек десять, отрезая это направление. Отстающие похватали со стола ножи и, петляя, обходили карточные столики и кресла. «Сюда! Туда!» – кричали мужчины. Окна дрожали, прогнившие шторы взметнулись под порывом ветра. Зигфрид, Портер, Рэймонд и Том бежали через ковер. Зигфрид вспотел и раскраснелся под светом люстр, которые болтались над головами, как гирьки часов; изо рта отца рекой струилась вода; и где-то поблизости разбилось очередное стекло или фарфор.

– Стрелок, нам надо спрятаться, – сказал я, и пес завилял хвостом, а потом сорвался с места и помчался через снег и лед.

Он завел меня в край теней меж полок с коробками. Коробки были ненадписанные, одинаковые, заклеенные. Вокруг шумно капала вода, местами на неровном полу собирались лужицы. Мы плюхали прямо по ним. Стрелок обнюхивал коробки на нижних полках. Его вело чутье. Вместе мы крались вперед. Узкий и сырой проход становился все темнее и темнее, и казалось – хотя, конечно, такого быть не могло, ведь здесь нет лестниц, – что мы со Стрелком спускаемся в другое библиотечное измерение, пробираемся через какой-то старинный забытый туннель, что ведет вниз, прочь от оживленного центра событий. На самом деле в красной библиотеке все рядом. И нет никаких туннелей. Это только обман чувств, означавший приближение панической атаки. Со всех сторон слышался топот – громыхающий кавардак, от которого пес скулил, а я потел. Я ощущал, как пол вибрирует под ногами братьев по ту сторону коробок. Позади и впереди слышались таинственные зловещие шорохи, шарканье и стук, словно кто-то подкрадывался, чтобы оглушить, или искал темные ниши, тайные закоулки, где можно встать, замереть и подстеречь. Я не сомневался, что слышу чье-то дыхание. Возможно, это капала вода. На сухих участках пола лежала пыль, и я видел, что мы с собакой оставляем отпечатки ног и лап – мокрый след. Тогда я присел и протер пол синей подушкой. Пыль взбилась. На полу виднелись не только наши отпечатки. В эту сторону прошел кто-то в больших ботинках – сорок второго, а то и сорок третьего размера. С каждым шагом вода шумела все громче; воздух вокруг – неподвижный, застоявшийся; ощущение глубокого туннеля становилось все острей. Меня словно погребли заживо. По сторонам прохода тянулись шкаф за шкафом, набитые неподписанными коробками; и, конечно, порою Стрелок задерживался их обнюхать. Я прошептал: «Стрелок, на это нет времени», и удивительно, но пес меня понял. Оставил коробки и потрусил впереди, стуча когтями по полу. Можно ли услышать стук когтей издалека? Но Стрелок двигался аккуратными, плавными движениями; казалось, что он изо всех сил старается не шуметь. Где-то вдалеке перекрикивались группы охотников – моих братьев, и я был рад, что в этих обстоятельствах со мной оказался зверь-помощник.

– Найди африканские маски, – прошептал я, и Стрелок уставился на меня пустым взглядом. – Маски, – объяснил я псу.

Глупо было надеяться, что он меня поймет, но мы так слаженно действовали вдвоем, что, признаться, я уже ожидал от пса большего. Я поднял руки и изобразил, как надеваю маску. Исполнил небольшой танец – пара быстрых шагов по луже. Скорчил рожу – растянул пальцами губы, вывалил язык, пытаясь донести мысль до пса, – и показал, как я думал, в приблизительном направлении масок. Собаки не понимают, когда им показывают пальцем.

– Деревянные маски! – уже ругался я. – Африканские маски! Там! На стене у двери хранилища редких книг! Рядом с тигром! Хватит уже лизать яйца и принеси мне маску!

И я подкрепил свои слова хорошим пинком.

– Быстрей, мальчик! – крикнул я вслед, когда он исчез в проходе.

Из-за нетерпения я забыл – почти забыл, на миг, – как мне страшно.

И тут откуда ни возьмись вышел Уильям и сказал